«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

по Москве небольшими партиями от 15–25 человек, состоящими по преимуществу из подростков и женщин». Выбрасывая из магазинов всевозможные товары, погромщики вначале ограничивались их уничтожением. Во главе отдельных сборищ стояли вожаки, которые строго следили за тем, чтобы вещи и товары не расхищались. «Никто из толпы ничего не брал себе из подвергшихся разгрому магазинов. Товар выбрасывался из магазинов и тотчас уничтожался, превращался в обломки и обрывки, растаптывался ногами. Тех, кто пытался унести что-либо, останавливали, вырывали взятое».

Говоря о поведении погромщиков, следует отметить, что не всегда они отказывались подчиняться чинам полиции, порой с легкостью разбегаясь только при виде последних. Так, от магазина готового платья «М. и И. Мандль» на Тверской громилы разбежались, услышав свисток городового. С другой стороны, часто даже встречая сопротивление полиции, они не отказывались от намерения разгромить тот или иной намеченный ими объект. Например, днем 28 мая начался погром конторы торгового дома австрийской подданной Веры Карловны Кос «Кос и Дюрр» у Красных ворот, происходивший недалеко от сильных нарядов, сосредоточенных в Трехсвятительском тупике у дома князя Ф.Ф. Юсупова. По просьбе управляющего туда были посланы четыре городовых при трех околоточных надзирателях, при виде которых «громилы стали было разбегаться». Но когда полиция вернулась к дому Ф.Ф. Юсупова, погром конторы возобновился. Узнав, что громилы стали угрожать частным квартирам, находившимся в том же здании, на место был послан более сильный наряд, который выгнал громил из квартир. Однако наряд остался оберегать квартиры и не смог воспрепятствовать погрому конторы «Кос и Дюрр», продолжавшемуся до поздней ночи.

Немецкие погромы не обошли стороной и хозяина книжного магазина «Гроссман и Кнебель» в Петровских линиях, австрийского подданного Н.Н. Кнебеля. Погромщики «яростно выдирали книжные блоки из красивых добротных переплетов, безжалостно разрывали наклеенные на паспарту (паспарту – кусок картона или бумаги с вырезанным в его середине отверстием под рамку, в которую вставляют фотографию, рисунок или гравюру. – Прим. автора) цветные репродукции и отдельные листы первоклассных гелиогравюр, с треском протыкали ножами живописные полотна – оригиналы изданных и неизданных учебных пособий, с силой разбивали бесценные стеклянные негативы, многие из которых были сняты с разрушенных во время войны памятников архитектуры». В результате погрома были уничтожены почти весь «Школьный музей» со складом готовых изданий, служебный кабинет и библиотека, подожжен сарай.

К вечеру характер погромов стал меняться. В Мещанской части, например, толпой свыше 10 тыс. человек были разгромлены винный склад Фохтса и водочный завод Штриттера, который затем был подожжен. Прилегающие улицы оказались «в буквальном смысле завалены бесчувственно пьяными», – писал М.В. Челноков. Нетрезвые стали попадаться и среди громивших. Вместе с тем начавшееся расхищение разгромленного имущества переходило в открытый грабеж. «Награбленное, не стесняясь, несли по улицам, везли на извозчиках и даже на ломовиках, а на Красной площади, у Спасских ворот, открылся торг награбленными товарами», – значилось в следственном деле градоначальника. На Мясницкой и других больших улицах вечером образовался сплошной поток людей, нагруженных всевозможными товарами, направлявшихся из центра города к окраинам. Увлекшаяся грабежом толпа перестала справляться о национальности владельцев торговых заведений или квартир – нерусской фамилии владельца магазина было уже достаточно, чтобы приступить к разгрому. В некоторых случаях толпа уже подвергала разгрому заведомо русские заведения, если там можно было хорошо поживиться. Так, управляющий магазинами обуви «Скороход», принявшийся доказывать толпе погромщиков, что эта фирма русская, получил от одного из вожаков откровенный ответ: «Знаю, что фирма русская, что директором у вас А.И. Гучков, но уж очень у вас обувь хорошая». Магазин был разгромлен, а обувь расхищена. С другой стороны, можно предположить, что толпа просто не поверила управляющему, ведь у нее имелись сведения, что все служащие фирмы немцы и капитал немецкий.

В.Ф. Джунковский утверждал, что на «Скороходе» толпа погромщиков действовала под контролем полиции: «Со стороны мелких коммерсантов и учащейся молодежи делались указания на то, что полиция сама подготовила погром, были разосланы агенты для возбуждения толпы и даже якобы было организовано самое начало погрома. Так, например, в подтверждение этого указывалось на один факт: в один из магазинов товарищества „Скороход“ явились трое неизвестных и потребовали документы и удаления двух заведующих-немцев, но когда оказалось, что документы в порядке и что немцы еще раньше были сменены, то пришедшие звонили в Пятое сыскное отделение, докладывая, что все в порядке, после чего отвели толпу и сами ушли. Полиция делала указания, где живут немцы, и останавливала толпу там, где хотела. Достаточно было небольшого вмешательства ее и сопротивления, чтобы погрома не было»[553].

Л.А. Тихомиров подтверждал, что погромщики были хорошо организованы. «Как ее обрисовать? Та толпа, которая меня задержала на Никольской, была одна из начинавших отрядов. Они все таковы. Дело, очевидно, подготовлено и организовано с величайшим искусством и ведено замечательно дисциплинированно, по крайней мере, со стороны „регулярных“ отрядов. Они действовали систематично, не спеша, обдуманно. Задание было – разгромить предприятия германских подданных. Немцев русских подданных не трогали. Я сам видел несколько разбитых магазинов, заколоченных досками с громадными черными надписями: „Разбито по ошибке. Фирма русская“. Но это – ошибки, и если ошибку замечали вовремя, то прекращали разгром. Так, на Арбате разбили стекло у Райхмана, который в действительности еврей, и затем – никаких дальнейших враждебных действий не было. Наоборот: разгромлено садовое заведение Соловьева. Оказалось, что это подставное лицо, и заведение принадлежит немцу Мацке. У регулярных отрядов громил были списки подлежащих уничтожению. Толпа подходила к заведению. Несколько человек входили в магазин и требовали документы, которые перечитывали. Если открывалось, что хозяин русский подданный, шли мирно дальше, иногда даже крича обеспокоенному нечаянно „ура“. У Мейера (садоводство) проверка книг шла полтора часа, и все это время толпа стояла на улице с неподвижностью и усердием войсковой части. Но Мейеру не удалось „оправдаться“, его немецкое подданство было обнаружено и заведение было снесено с лица земли»[554].

По мнению Л.А. Тихомирова, погромы происходили с воодушевлением. «Делалось это с исступляющей энергией. Выбивались окна, весь товар уничтожался, выбрасывался на улицу… разрывали, рубили ломами и топорами. Я видел образчики опустошенных магазинов. На Кузнецком мосту громадный трехэтажный мебельный магазин Кона представлял незабываемую картину. Зеркальные окна, составлявшие лицевую стену, уничтожены так, что нет даже кусочка целого, три этажа зияют один над другим, как громадные открытые сцены театра. В них все видно до последнего угла, но видно только пустоту. Стены ободраны, даже полок нет, ничего нет. У ног бывшего магазина груды безобразных обломков бывшей мебели. Я видел это, когда главные груды были уже убраны, но свидетели говорят, что эти горы представляли нечто поразительное. Из